“АПСАТЫ” (БОГ ОХОТЫ)
Среди языческих божеств балкарцев и карачаевцев божество охоты Апсаты занимает почетное место. “Согласно мифологии балкарцев, Апсаты представлялся им не в образе козла, а чаще всего в виде оленя с острыми рогами и тремя ногами” (216). В легендах божество охоты Апсаты предстает и в образе человека с большой седой бородой, закрывающей всю грудь, одетого в белоснежную одежду (217). В хореографии его представляли как высокого. коренастого мужчину с широкими густыми бровями, большими глазами, длинными усами и бородой, одетого в белую черкеску и бурку, в серой высокой папахе. На поясе у него висел длинный золотой кинжал. Подвязки на ногах из серебра. На пальце кольцо с изображением верховного бога Тейри.
Ни один охотник не мог убить дичь без благословения всемогущего и всесильного Апсаты. Поэтому для удачной охоты божеству Апсаты совершали жертвоприношения, обращаясь к нему,, его сыновьям и дочерям с песней-просьбой перед охотой и благодарственной песней после удачной охоты (218). В охотничьих песнях, молитвах, играх, танцах большое место занимает восхваление Апсаты, владеющего несметным количеством дичи.
Нормы охоты были такие: 2-3 охотникам разрешалось убить одну дичь, 4-5 охотникам - 2, и т. д. Того, кто нарушал установленную норму, Апсаты жестоко наказывал с помощью своих сыновей, дочерей и медведя. Так поступил Апсаты с легендарными охотниками Бийнёгером, Жантугъаном, Болжатом, Ачкерилем и другими. Апсаты мог приказать медведю расправляться с причинившим ему вред человеком или обрушить скалу на его дом (219)
Многие топонимические названия посвящены этому божеству: Апсаты ташы (камень Апсаты), Апсаты къала (крепость Апсаты), Апсаты къая (скала Апсаты), Апсаты кёл (озеро Апсаты), Апсаты жери (место Апсаты), Апсаты терек (дерево Апсаты), Апсаты юию (дом Апсаты), Апсаты жолу (дорога Апсаты).
Апсаты изображали на бляхах, на ручках мечей, сабель, на щитах и шлемах. По легенде, когда бесы потребовали у вождя нартов Ерюзмека меч, коня и шлем, он ответил: “Только знайте, что на моем шлеме изображен бог охоты; боюсь, что он рассердится на меня, если я отдам вам его изображение” (220).
Самую большую группу осеннях обрядовых охотничьих песен составляют произведения, обращенные к Апсаты. Обязателен был и особый обряд охотников, посвященный ему, без тщательного исполнения которого считалось, что охота невозможна (221).
Чтобы задобрить божество, в своих песнях народ щедро наделяет его пышными эпитетами, приписывает ему сверхъестественную силу, говорит об удивительной красоте его дочерей, колыбели его внуков, неприступной крепости Сары-Чуу - места жилья и ночлега Апсаты.
В этом отношении интересны следующие строки:Эй, златоволосы дочери Апсаты,
Здесь прошел след его стада,
Не могу догнать, преградил бы ты путь им,
Позволил бы сокрушить могучие их тела, говорим.
Ай, туры бывают большеглазые, говорят.
Эй, охотники бывают верны своим словам.
Эй, двух-трех (туров) дай в одну ложбину свалить, говорят.
Подгоревшую лепешку охотника дай обмакнуть в жир;
Охотников научи шкуру на тулук (кожаный мешок.- М. К.) снимать;
Трех-четырех (туров) по ложбине волочить, Ой, очень высока крепость Сары-Чуу, говорят:
Там живет семья Апсаты и его дети, говорят (222).Любая охотничья песня сопровождалась танцами и играми, неотъемлемой частью обряда. Танец златовласых дочерей Апсаты исполняют девушки, в косы которых вплетены золотые монеты. Один парень надевает маску тура с большими глазами и проходит по танцплощадке на другой конец. Вслед за ним в масках идут исполнители в позе охотников с луками и стрелами. К “туру” присоединяется еще один “тур”, затем третий. “Охотники” преследуют “туров”. Они “убивают” их и танцуют вокруг них победный танец.
Балкарцы и карачаевцы охотились также и на зубров. Об этом говорит ряд легенд, топонимических названий и такое прекрасное народное поэтическое творение, как “Доммай уугъа баргъанланы жырлары” (Песня идущих охотиться на зубров). Она исполнялась охотниками обычно осенью, когда тучнели зубры. Это была песня-заклинание для удачного промысла:Луки готовим, на зубра идем,
Бурные реки перейдем, до Доммай-Сырта дойдем,
Недобрые орлы покоя не дают, над головами парят:
Пусть черный ворон (над нами) кружит (к нам беду не допускает),
А Апсаты стал на защиту, в лес не пускает,
И ни один охотник зубра не свежует.
У белобородого (Апсаты) жирного зубра просим,
Белобородого больше души своей любим (223).При сценическом исполнении на танцплощадке наводятся танцор в маске зубра - “старик”, который изображает Апсаты, и охотники с луками и стрелами. В центре - ”черный ворон”, символ оберега от различных неудач. Все они дополняют охотничий танец в честь Апсаты. Затем “Апсаты” приглашает охотников к себе, и все танцоры уходят со сцены.
У карачаевцев и балкарцев сохранилось много древних танцев, .посвященных охотничьей теме. Вероятно, они когда-то составляли самую многочисленную часть народных танцев, так как охота издавна была одним из основных средств существования этих : народов. Охотничьи танцы и игры и их реквизит были тесно связаны с песней. Ни одно торжество, посвященное охоте, не проходило без танцев. “Среди карачаевцев и балкарцев бытуют древние охотничьи песни. По всей вероятности, они когда-то составляли многочисленную часть народных песен, так как охота издавна была одним из основных средств существования” (224). Как отмечает Е.Б. Вирсаладзе, “глубокие традиции института охоты в истории и .культуре народов Кавказа подтверждаются многочисленными источниками (историческими, этнографическими и др.)” (225).
“С именем Апсаты у карачаевцев и балкарцев был связан древнейший ритуальный праздник посвящения в охотники, который проводился в широких масштабах. К участию в нем допускались только мужчины. Во время празднества у камня Апсаты (“Апсаты таш”) устраивались жертвоприношения, которые сопровождались хоровым пением, игрой на музыкальных инструментах. Участники празднества рядились в специальные наряды, надевали маски в виде звериных голов. Они пели, танцевали, имитировали приемы охотничьего искусства” (226). Музыкальными инструментами были рожок, трещотка, барабан.
По народным поверьям, Апсаты имел дочерей ,и сыновей. Когда стадо пасла его старшая дочь Фатима, охотнику трудно было убить зверя, так как она отличалась строгостью и скупостью. Копда же стадо пас младший его сын-Дыгылмай, охотники возвращались домой с богатой добычей. Вот почему охотники говорили:У Апсаты три сына,
Особенно щедрый - младший сын,
Младшего зовут Дыгылмай (227).На одном конце сцены танец представляли следующим образом: стоят “охотники”, а на другом-старшая дочь Апсаты “и трое его сыновей”. Охотники начинают двигаться в сторону детей Апсаты. Навстречу им идет старшая дочь Апсаты и поднимает правую руку Вперед. Охотники останавливаются, понимая, что она запрещает им идти на охоту. Дочь Апсаты проходит кругом по танцплощадке и покидает ее. Сын Апсаты Дыгылмай подходит к охотникам и приглашает их на охоту.
При исполнении песни “Апсаты” она сопровождалась, как правило, жестикуляцией и пантомимой” (228). Этим исполнители представляли зубра, оленя, тура, медведя, лисы, горного козла, а также встречу с черным вороном, следы дичи, стрельбу из лука, переходы через бурные реки, пропасти и т. д. Эту песню-пляску исполняли на заре, когда охотники собирались на охоту. В ней передается единовластие хозяина всех зверей и его детей, “следы которых дают охотникам счастье”. Если Апсаты желает охотникам удачной охоты, то наводит на след любой дичи. Апсаты поступал так с теми охотниками, которые строго соблюдали законы охоты. А тех, которые нарушали законы охоты, он вынуждал бродить по горам, лесам, балкам, как голодных собак. Какая бы неудача не постигала их, охотники не проявляли недовольства в отношении Апсаты и его детей.
Песня-пляска в честь Апсаты выражает прось бу посочувствовать охотникам в их нелегком труде, который сопрягался со многими опасностями. Они встают на рассвете с петухами, неделями бродят по горам и лесам, их постоянными спутниками являются жгучие горные ветры, холод и голод. Их пища - прокисшая печень, горелый чурек, холодная вода. На каждом шагу их подстерегают хищные звери и снежные обвалы.
У охотников существовало традиционное правило: в первую очередь обращаться к младшим детям Апсаты, чтобы они передали старшим их просьбу разрешить им охотиться. В свою очередь старшие дети передавали просьбу самому Апсаты. Эту последовательность охотники не нарушали.
Молодых охотников учили бережному отношению к живой природе, к животному миру, птицам и насекомым, независимо от того, полезны или вредны они для человека. Нельзя было бессмысленно уничтожать диких зверей. Убивать белого тура или оленя строго запрещалось. А кто убьет их, тот непременно ослепнет - говорили старики-охотники.
Об охотничьих обычаях Н. П. Тульчинский писал: “Горские охотники (карачаево-балкарские.-М. К.) никогда не стреляли в зверя во время его бега, а всегда в то время, когда зверь стоит или лежит” (229).
“Когда на охоте несколько человек, то тот, кто уоил зверя, берет себе голову и верхнюю часть груди, остальное делится поровну; шкура делится между всеми охотниками на равные части. При встрече охотников с посторонними лицами, каждый из них обязан дать им некоторую долю из своей части.
Когда убитый зверь оставлен в пиле за невозможностью нести его одному человеку, или по другим причинам, охотник отрезает голову или потрошит внутренности и отправляется в аул или кош (шалаш.-М. К.) за помощью: оставленного в поле зверя никто не тронет.
По обычаю, старший предлагает младшему первому стрелять, но это не больше как церемония: младший все-таки предоставляет старшему первый выстрел. Когда охотник охотится с гостем, то первый выстрел обязательно достается последнему, хотя бы он был гораздо моложе остальных.
Если раненый зверь ушел и убит другим охотником, то право в дележе принадлежит первому охотнику” (230).
“У осетин, как и у карачаевцев, сванов и других народов, к убитой дичи относились с чувством святости, но не допускали пренебрежительного отношения к ней. Например, дичь нельзя было волочить по земле. Ее нельзя было также сбрасывать вниз, запрещалось непочтительно говорить с ней” (231). Нарушение указанных правил, по мнению старых охотников, могло повлечь за собой гнев великого бога охоты Апсаты, который мог их в дальнейшем лишить добычи.
Убитую дичь осторожно и бережно поднимали с места. На дичь не наступали ногой: наступить на нее считалось большим грехом. Кости убитой дичи не ломали, считалось, что если собрать целые кости, то убитое животное могло снова ожить. “Убил охотник в лесу дикого козла, освежевал его, вырезал из него лучший кусок мяса и принялся жарить шашлык. Когда шашлык был готов, охотник проговорил: “Бисмиллах!” и хотел было отведать, как вдруг ша шлык соскочил с вертела, превратился в сырое мясо, которое приросло к тому месту, откуда оно было вырезано; шкура накрыла козла, и он, вскочив на ноги, кинулся прочь от охотника,- говорится в одном предании” (232).
Если одному охотнику удавалось подстрелить девяносто девять диких животных, то сотое убивать запрещалось. Если охотник нарушит этот запрет, то он непременно погибнет в пути,- говорили старые охотники. По одной из легенд, известный охотник Болжат убил сотого дикого животного, и после этого погиб в Суканоком ущелье. Речка, родник, место носят имя легендарного охотника.
Выше уже говорилось, что охотнику запрещалось убивать белого тура или белого оленя, так как, в противном случае, можно было ослепнуть. Убийство пятнистого оленя грозило охотнику параличем.
В случае убийства тура или оленя с детенышем охотник мог получить травму на всю жизнь. Потому тура или оленя не убивали, если рядом находился детеныш.
Один охотник не мог отобрать добычу другого. В противном случае преступника решением Тёре выгоняли из родного аула.
Если один охотник, встретив другого, тяжело раненного, не оказывал ему помощь, то другие охотники приводили его к черному камню (налат таш), возле которого выносили решение выгнать его навсегда из родного аула.
Считалось также большим грехом присвоить добычу из ловушки другого охотника. Оставленные на камне Апсаты рога тура или оленя строго запрещалось брать кому бы то ни было.
Охотника, убившего дичи больше положенного, наказывали: отбирали оружие, лишали почетного звания лучшего охотника и выгоняли из родного аула.
Ссоры за угодья между охотниками разрешались на совете охотников у Апсаты таш.
Клятву не нарушать охотничьи правила давали у Апсаты таш, при этом старший охотник, державший знамя с изображением тура, наклонял его в сторону того, кто давал клятву. После этого охотники трижды обходили большой обрядовый костер в знак очищения от грехов.
Охота могла длиться нечетное количество дней - три, пять, семь, например. На охоту отправлялись в “баш кюн” (головной день, т. е. понедельник).В день головной они в путь отправлялись далекий,
И пробирались охотники сумрачной чащей лесной.
Бурка теплее была, и проворный был конь быстроногий,
Метче стрела и острее кинжал были в день головной (233).Если кто-то из охотников видел плохой сон, то охоту откладывали на другой день. Во время гона охотник про себя молил Апсаты помочь ему завершить охоту удачно и не разговаривал с напарниками, которые были с ним в лесу.
Если охотник часто спотыкался во время преследования дичи, то прекращал охотиться. Он понимал, что Апсаты против преследования данного объекта, и уходил искать следы другой дичи. Если у кого-либо из охотников ломалась лыжа (шерже), то его товарищи меняли маршрут, а его самого возвращали домой, пообещав принести его долю.
Охотники Балкарии и Карачая были людьми большой физической силы, смелости, мужества, они хорошо знали охотничьи места и умели ориентироваться на местности.
Мясо дичи считалось очень вкусным: им угощали близких и почетных гостей. Такое мясо входило в состав калыма и выплачиваемого долга.
Шкуры диких животных использовались в качестве половиков и ковров, а также для пошива шуб, воротников, шапок и ноговиц.
Из рогов делали бокалы-ритены, из которых пили заздравные и почетные тосты. Они же применялись для изготовления рукоятей, плеток, кинжалов, ножей, наконечников для деревянных вил; ими украшали жилища, изготовляли вешалки для одежды.
На камнях Апсаты, Аштотур, Байрыма рога диких животных ставили в качестве жертвенных предметов.
Черепа диких животных применялись как обереги от злых духов. Важную роль охоты в жизни карачаевцев и балкарцев отмечали многие путешественники. Н. П. Караулоа: “Обилие дичи в горах содействовало развитию охоты, но среди болкар (балкарцев.-М. К.) занимаются этим промыслом отдельные личности. Охотятся на туров, коз, зайцев и разную птицу. Рыболовство развито слабо” (234).
И. Ф. Бларамберг отмечал, что “в лесах водится большое количество зверя, такого, как медведи, волки, зайцы, дикие кошки, .серны и куницы, мех которых очень ценится. Карачаевцы прода-: ют на внешних рынках шкуры медведей, зайцев, диких котов и куниц; козьи шкуры они оставляют у себя, чтобы использовать в качестве ковров, на которые становятся на колени во время молитв. Из этих шкур делают на татарский манер завязки для обуви или разрезают их на очень тонкие полоски, используемые вместо ниток для шитья” (235).
