Мужская одежда

     Мужской национальный костюм карачаевцев и балкарцев мы застаем окончательно сформировавшимся в середине XIX века. К этому времени он уже приобрел те основные формы, тот художественный облик, который и теперь считается его основной и характерной особенностью. Черты романтической мужественности ценили в кавказской одежде русские офицеры XIX века. Вызванные к жизни и отработанные в борьбе с трудными природными условиями ее практические качества, словно созданные для крутых горных троп, быстрой верховой езды, еще ранее были оценены казаками, перенявшими ее почти полностью (75, с. 277).
     Основной, определяющей особенностью всего комплекса одежды горцев являются ее целесообразность и простота, четкость покроя, не нарушенные никакими лишними деталями или украшениями. Эта функциональная строгость костюма выявляла и стройность силуэта фигуры, естественность и свободу ее движений, подчеркивала черты мужественности, ловкости горца.
     По условиям материала исследования рассматривать мужской костюм карачаевцев и балкарцев с точки зрения социально-отличительных признаков довольно трудно. Лишь постоянно выявляя основные национальные качества отдельных его частей, мы сумеем получить представление о целом комплексе, сложившемся в определенных условиях быта и характерных ситуациях общественного порядка.
     В обычных домашних условиях костюм горца состоял из нательной рубашки, шаровав и бешмета. Эти наиболее устойчивые и привычные детали могут характеризовать какие-то общие черты раннего периода зарождения одежды. Рубашка туникообразной формы получалась в результате одного из древних приемов кроя. При этом складывалось целое полотнище ткани; в плечах она не сшивалась, а делался просто разрез для головы. Под прямым углом к основному полотнищу пришивались сложенные вдвое рукава с ластовицей - ромбовидным клином под мышкой (табл. 30-1,2).
     Только под воздействием уже городской культуры постепенно внедряются вшивные рукава с проймой. Но это касалось в большей степени уже верхней одежды - бешмета и чепкена, поскольку со временем они часто стали изготовляться руками приходящих мастеров, в то время как нательное белье даже при изготовлении его из покупного материала, как менее ответственное по назначению, обычно шилось женщинами семьи, долго сохранявшими неукоснительно традиционный туникообразный покрой.
     Вероятно, из этих же утилитарных требований исходили и при покрое штанов в средней части между штанинами вшивалась широкая прямоугольная вставка, которая позволяла делать широкий шаг, не стесняла движений всадника. В верхней части штаны поддерживались шнурком, завязанным на поясе. Суживающиеся книзу штанины довольно плотно облегали ноги, не нарушая стройности фигуры. Этот покрой сохранялся в силу своей целесообразности в течение веков почти неизменным. Только вместо прямого срединного полотнища, с развитием ремесленных навыков, между штанинами стали вшиваться ромбовидные клинья, что, несомненно, улучшило внешний вид этой части одежды. Для штанов, как и для бешметов, применялось в основном темное домотканое сукно, что приводило к единству цветового колорита в костюме.
     В покрое бешмета вначале было много общего с рубашкой; отличали его лишь стоячий воротник и глухая застежка (табл. 31-1). Бешмет шился из более плотной ткани, и, как уже говорилось, часто из домашнего сукна, особенно если он предназначался для повседневного ношения. Из покупных фабричных тканей - сатина, атласа, верхняя часть костюма изготовлялась для парадных случаев. Тогда насыщенностью цвета она резко выделялась на общем фоне одежды. Простеганный нередко для твердости бешмет плотно прилегал к телу и держал на себе парадную часть одежды для выхода - чепкен. Старики и сейчас донашивают утепленные бешметы, разумеется, приглушенных темных тонов, и сшитые, как правило, из сукна домашнего изготовления.
     В традиционных формах и покрое этой части костюма тоже прослеживаются очень древние корни. В них можно усмотреть и генетические связи с древнетюркской одеждой. В каменных половецких изваяниях часто воспроизводится узкий кафтан, который плотно облегает руки и туловище. В нижней части он показан расширяющимся, что особенно четко прослеживается на стоящих фигурах (95, табл. 16, № 56). Хорошо виден на некоторых из них и стоячий воротник. На половецких изваяниях застежки не обозначены и какой формы были кафтаны - глухой или распашной - судить можно лишь предположительно. Н. Гаген-Торн, например, считает, что в южном жарком климате в условиях степного кочевья распашная верхняя одежда была просто необходима (32, с. 120). И если исходить из этого утверждения, то уже в половецком кафтане мы можем представить наметившиеся основные формы каптала - кроенного отрезным по талии, со стоячим воротником и застежкой спереди.
     По описанию Т. Равдоникас, кафтаны из аланских захоронений были также отрезными по талии, распашными по форме, как, например, “халаты” из Змейского могильника, одетые один на другой (97, с. 199).
     Более четко определенную его форму, приближенную к горской национальной одежде, можно рассмотреть на упоминавшемся уже Этокском памятнике, который исследователи склонны относить к культуре местных кавказских племен XII века (52, с. 81). Одежду изображенного здесь воина, так же как и на других статуях, найденных в верховья Кубани и Теберды, составляет длиннополый кафтан, который тесно прилегает к телу и несколько расширяется вниз от пояса. Вопрос об этнической принадлежности указанных статуй окончательно не решен, но тем не менее основные части одежды, запечатленные на них, В. Ф. Миллер относит уже к местной Кавказской традиции (83, с. 124). В отличие от кафтанов половецких изваяний, стянутых ремнями на груди, па Этокской статуе кафтан изображен не только простроченным, но и с рядом горизонтальных полосок, очень напоминающих по форме застежки в современной кавказской одежде, особенно в женских кафтанчиках.
     Появившаяся в XVIII веке у знати верхняя одежда сначала как нарядная длинная накидка, с пышными разрезными рукавами, может быть, обладала сословным значением. К началу XIX века она упростилась, приняв форму, характерную для многих кавказских народов и известную у русских под названием “черкески”. У балкарцев и карачаевцев она называется “чепкен”.
     Чепкен по своей природе - верхняя распашная часть одежды - сформировался с чуть расходящимися полами и прилегающий к фигуре в верхней части, строго подтянутый поясом и украшенный газырницами (рис. 54).
     Чрезвычайное сходство в костюмах между черкесами и соседними с ними народами отмечается многими авторами. Так, развитие форм бешмета у кумыков, данное С. Гаджиевой (33, с. 109 - 111), почти полностью совпадает с аналогичным же процессом в кабардинской одежде, описанной Е. Студенецкой (107, с. 223).
     Таким образом, можно восстановить тот же общий путь формирования комплекта одежды и у балкарцев, и у карачаевцев, прослеживая его от длиннополых кафтанов, запечатленных на половецких изваяниях, к ее кавказским формам - аланским кафтанам, потом бешмету с горизонтальными застежками (как на приведенной Этокской статуе и могильниках Ташлы-Тала, Карт- Джурт, Даргавса, Лесгора, Махческа) и к распространенной среди всех слоев населения верхней распашной одежде - чепкену.
     В сложении форм народной одежды большое значение имеет и развитие техники ее изготовления. Так, при рассмотрении даже приблизительной схемы общего процесса формирования мы замечаем, как постепенно костюм, сохраняющий свои основные части, приобретает все более естественные пропорции. Совершенствование самого покроя тоже во многом определялось качеством материала, шириной куска фабричной ткани или изготовляемой на самодельном станке.
     На ранних этапах развития, надо полагать, и карачаево-балкарский чепкен изготовлялся из цельных полотнищ домотканого сукна. Рукава пришивались к основе под прямым углом, а внизу под мышками вставлялась ромбовидная ластовица. Боковые вставки снизу от пояса должны были образовывать расширяющийся подол. Они раскраивались по диагонали и пришивались более широкой стороной книзу. Если вначале передняя и задняя часть чепкена кроились из одного полотнища по принципу туники, то с развитием мастерства передние полы стали сшиваться из двух кусков и выкраивались так, что, ложась вокруг шеи, естественно, принимали форму треугольника, острием вниз, где и скреплялись поясом. Расходящиеся полы при этом собирались у талии, не задерживая движения в шаге. Этот второй этап в развитии покроя чепкена характеризуется уже вшивными рукавами с проймой.
     После некоторой тяжеловесности форм одежды знати XVIII века (запечатленной на рисунках некоторых путешественников) с известной пестротой ее расцветки и пышностью (ложные и разрезные рукава, громоздкий головной убор), мужской костюм горца постепенно приходит к более строгому единству. Ограниченность деталей, почти аскетичность форм берется из одежды низших слоев. Рациональность покроя все больше согласуется в мужском костюме с естественными пропорциями человеческого тела. Тонкость талии и ширину плеч подчеркивают своими формами бешмет и чепкен, плотно облегающие торс. Расходящиеся вниз полы верхней одежды следуют движениям тела. Скупо драпируясь, они выявляют естественность пропорции мужской фигуры.
     Интересно в наглядной форме восстановить последовательность сложения наиболее характерных элементов костюма. Газырницы появляются только с освоением горцами огнестрельного оружия. Но нагрудные сафьяновые карманы на бешмете, обшитые галунами, изображаются уже : на черкесской одежде конца XVIII века. Патронташ в начале находился еще у пояса, как обычно. Вероятно, в условиях горных дорог, во время перестрелок из засад пользоваться такими патронташами оказалось не очень удобно. На одном из рисунков альбома Ферарио показан кавказский горец с патронташем, обвязанным вокруг груди (126, с. 76, табл. 12); отсюда до перестройки нагрудных карманов в газырницы оставайся один шаг. Тем более, что на черкеске, куда ^карман перешел с бешмета, он играл такую же функционально-декоративную роль. В простое украшение костюма газырницы превратились После того, как с изобретением магазинного затвора в винтовке отпала необходимость носить патроны в нагрудном кармане. С конца XIX века газырницы начинают подчеркивать такими декоративными элементами, как чеканные металлические с позолотой или резные костяные головки, выглядывающие из их гнезд.
     Эволюцию форм горского мужского головного убора Е. Н. Студенецкая в своей работе по кабардинской одежде прослеживает начиная с XVIII века (107, с. 203). В высоких куполообразных шапках, несомненно, принадлежавших феодальной знати, неотъемлемой частью был околыш. С декоративно отделанным околышем крестьяне носили полусферические матерчатые, стеганые, но часто с меховой опушкой шапки, которые сохранились вплоть до конца XIX века (табл. 32-3). Интересно, что в детских головных уборах даже на рубеже XX века сохранились древние полусферические формы шапок с узким меховым краем. Вероятно, такую консервативность покроя можно объяснить тем, что эти шапки изготовлялись руками женщин-матерей, бережно сохранявших традиции старинного кроя.
     В это время существовало сразу несколько типов мужских головных уборов. Меховые папахи с низким меховым бортом и плоским верхом. Этот тип головного убора был затем принят клаками и распространился под названием кубанки” (табл. 32-5).
     Терские же казаки носили тоже заимствованные у соседей-горцев высокие меховые папахи (табл. 32-4). Такое распределение оказалось довольно устойчивым: в западной части адыгские народности предпочитали головные уборы с низким меховым бортом, в восточной - чеченцы, ингуши, дагестанцы носили более высокую папаху. Это подтверждается и рисунками художника Г. Г. Гагарина, служившего на Кавказе в середине XIX века.
     Исходя из этих материалов, можно прийти к заключению, что у многих народов Центрального Кавказа в одно и то же время могли сосуществовать различные по меховой отделке и конструкциям головные уборы - прямая и коническая, полусферические формы. В теплое время года как балкарцы, так и карачаевцы не могли обойтись без войлочных головных уборов. Их форма восходит, может быть, своими корнями к эпохе кочевников. Похожие головные уборы можно увидеть на миниатюрах Радзиловской летописи, изображающих половцев в колпаках с чуть загнутыми вверх полями. Подобные формы войлочных шляп и теперь угадываются в головных уборах тюркских народов Средней Азии.
     Балкарские и карачаевские пастухи тоже охотно носят войлочные шляпы традиционных форм -сохранился обычай делать их с заоваленными (а не плоскими, как у кабардинцев) донышками. Эти шляпы, с загнутыми вверх, или, наоборот, опущенными вниз полями имеют собственные традиции и существуют, видно, со времен кочевников.
     Если предположить, что войлочные головные уборы балкарцев и карачаевцев своим происхождением обязаны степным кочевникам, то меховые папахи скорее связаны с местной кавказской основой. Во всяком случае, в аланских памятниках на антропоморфных изображениях можно узнать знакомый силуэт конусообразных головных уборов (67, рис. 41-42). На статуе Дука-бек (Этокский памятник) тоже изображен головной убор полусферической формы, в котором угадываются все те же кавказские черты. Этот же тип конусообразных мужских папах зафиксирован на фреске христианской часовни в Черекском ущелье, где он, по-видимому, бытовал еще в XVI - XVII веках.
     В целом же можно сказать, что развитие формы головных уборов как меховых, так и войлочных, шло чрезвычайно сложными путями, в которых нашли отражение как культурные переплетения, так и типологические параллели.
     Очень древние корни имеет плащевидная накидка - бурка, связанная, надо полагать, с занятием скотоводством. В ней сохранилась одна из самых архаичных форм одежды. Бурка могла возникнуть и сохраняться только в скотоводческом хозяйстве, при малоподвижной, сравнительно с земледельческой, работе пастуха. А резкие перемены погоды в степи и горах сделали ее практически незаменимой (рис. 55). Место ее зарождения остается невыясненным. Судя по примитивности изготовления форм и материалу, она могла зародиться у любого скотоводческого племени. Развитие же бурки, как формы национальной одежды, полностью связано с историей кавказской одежды.
     Уже из описаний А. Олеария и Я. Стрейса XVII века известно, что у северокавказских народов бытовала теплая одежда, которая надевалась сверху шерстью наружу. Она завязывалась или застегивалась на пуговицу ушей, чтобы ее можно было поворачивать на любую сторону от дождя, пыли и ветра (106, стр. 215). На одном из рисунков в книге Стрейса изображен всадник как раз в такой короткой косматой накидке, по правде говоря, своей бесформенностью лишь отдаленно напоминающей современную бурку. Более четкие очертания бурки, хотя также непривычно укороченной, угадываются в изображении одного из черкесов в иллюстрациях книги С. Роммеля (128, табл. 2). Для пастуха-пешехода такая укороченная форма бурки осталась наиболее приемлемой и до наших дней. Для всадника же в горах необходима была более удлиненная бурка, которая служила защитой не только человеку, но и лошади. В XIX веке окончательно сложилась ее более мужественная форма с подчеркнутым контуром плеч) суть которой выявлялась в органической связи всадника с конем. В этом единстве и выразительности силуэта всадника нашли свое воплощение представления о красоте свободолюбивого горца. Эстетические качества бурки основаны на противопоставлении живописной косматой поверхности (получаемой вваливанием в войлок дополнительного слоя прядей шерсти) с глянцевитой поверхностью кожи, которой обшивались края ворота и полы. Наиболее декоративным акцентом бурки являлась застежка. Здесь чаще всего встречалась аппликация по коже, выполненная ярким по цвету сукном. В отдельных случаях самые богатые бурки украшались серебряными чеканными застежками (рис. 56-1,2). Они еще больше подчеркивали почти геометрическую простоту ее общей формы.
     Вероятно, не только практические качества этой незаменимой в походных условиях одежды, но и художественная выразительность ее формы способствовали популярности бурки в эпоху гражданской войны не только на Кавказе. У горского пастуха-скотовода этой эпохой была заимствована не только бурка, но и сопутствующий ей башлык. Скроенный треугольным мешком с длинными концами-завязками, он одевался на голову поверх головного убора, плотно удерживая его на голове. Это особенно важно для всадника-степняка при ветрах и буранах. Поэтому есть основания предполагать существование подобной детали костюма у кочевников. Подтверждение этому можно искать в материале, исконном для овцевода - сукне, его тюркском названии - “башлык” - “головной убор”.
     В карачаевском и балкарском костюме все украшение башлыка сводилось к плетению на его макушке длинной шелковой кисти. Отделочная тесьма, идущая по краю, на концах-завязках в отдельных случаях образовывала несложный орнамент. Но главная декоративная выразительность башлыка заключалась в его цвете. Башлык должен был по контрасту выделяться своей белизной на общем фоне темной верхней одежды.
     Мужская обувь, как и головной убор, входила неотъемлемой частью в общий ансамбль одежды, подчеркивая в ней наиболее выразительные черты. Она отличалась рациональностью форм и удобством Эластичность кожаной обуви достигалась особым способом ее изготовления. Тонкая кожа, сшитая чулком, натягивалась в полусыром состоянии на босую ногу и, высохнув в таком положении, надолго сохраняла ее форму. Этот способ изготовления ноговиц известен северо-кавказским народам издавна. Длинные, иногда выше колен, ноговицы подвязывались под коленом ремешком - от него, как бы раструбом, поднималась над коленом их свободная часть, придавая ноге своеобразный силуэт.
     У карачаевцев и балкарцев ноговицы делалось также и из мягких шерстяных материалов - из сукна или войлока. В отличие от украшенных аппликацией и тиснением сафьяновых ноговиц, войлочные, как менее нарядные, применялись для повседневного ношения. Для большей прочности они подшивались сыромятной подошвой.
     Такими же плотно облегающими ногу делались ноговицы со штрипками. Но носиться они должны были уже с обувью, сшитой из более толстой кожи - “чарыками”. Как правило, эти своеобразные башмаки выкраивались из цельного куска бычьей кожи и сшивались наружным швом, проходящим по середине. Для мягкости их заполняли сухой травой, что несколько округляло форму ступни. Для большей прочности и удобства ходьбы по крутым склонам подошва часто укреплялась переплетением ремней - это придавало обуви необходимую “цепкость”.
     Под воздействием русской солдатской обуви ноговицы превращаются к концу XIX века в известные по литературе “кавказские сапоги”. Сохранив сходство с первыми, их эластичную мягкость, не стесняющую естественную гибкость ноги, “кавказские сапоги” приобрели упругую крепкую подошву, более удобную при ходьбе на плоскости.
     Необходимым дополнением и важным конструктивным элементом в общий комплекс горской одежды входило оружие, главным образом кинжал, привешивавшийся к поясу. Эстетическим качествам оружия придавалось на Кавказе особое значение. Кинжал, оправленный чеканными ножнами, выполненный прекрасными оружейниками Дагестана, был предметом гордости или мечты многих джигитов. Особым щегольством считалось в середине прошлого века сочетание великолепного оружия и нарочитой бедности всего костюма. Драгоценные украшения одежды бережно передавались из поколения в поколение. Крестьяне, видимо, обходились кинжалами, изготовленными местными мастерами.
     Боковые поясные подвески, как отмечают многие исследователи, могли произойти от подвешивавшихся к поясу необходимых предметов практического или магического значения. Тут могли быть огниво и трут для добывания огня, оселок, пороховница и т. д. Примерно такие предметы обозначаются на половецких каменных изваяниях. Они были известны и другим народам на определенном этапе общественного развития. Со временем привешиваемые к поясу предметы превратились в декоративные серебряные украшения, сохранив прежнее расположение в самом наборе (рис. 56-3,4).
     К сожалению, дошедший до нашего времени материал не позволяет проследить постепенный процесс формирования отдельных звеньев в общей цепи развития украшений мужского костюма. Многое здесь остается пока предположительным. Усложняется вопрос и тем, что декоративные подвески с течением времени стали изготовляться особыми мастерами уже на стороне, главным образом дагестанскими ювелирами. Теперь в этих изделиях можно обнаружить и привнесенные чуждые художественные принципы.
     В создании горского мужского костюма принимали участие все народы Кавказа долго каждого из них еще предстоит выяснить при дальнейшем изучении процесса сложения общего стиля кавказской одежды. Сходные природные и хозяйственные условия, тесное общение этих народов, веками живущих по соседству, способствовали распространению одинаковых форм. Но особенно процесс нивелировки национальных особенностей одежды усиливается с проникновением капиталистических отношений в горские общества. В этом процессе можно проследить несколько моментов: 1) все большее употребление покупных тканей; 2) применение фабричных изделий для украшения одежды: 3) унифицирование покроя верхней одежды; 4) замена местного оружия заказным, дагестанским; 5) влияние городской моды.
     В эпоху активного внедрения капиталистических отношений на Кавказе разбогатевшая чиновничья верхушка стремилась подчеркнуть в одежде свое социальное, положение. Традиционные формы горского костюма подвергались в этой связи определенным изменениям. Стала колебаться длина
     верхней одежды. В начале XX века длина ее доходила почти до земли. Золотые позументы, которые в изобилии вводились знатью в украшение чепкена, в какой-то мере повторяли принцип оформления мужской одежды феодальной верхушки XVIII века. Золоченые газыри и чеканное дорогое оружие, приобретенное у кубачинских мастеров, тоже становились показателем имущественного состояния, общественного положения, так же как золото эполет, которые носили представители высших сословий, ассоциировалось с богатством.
     О характерных чертах национального костюма карачаевцев и балкарцев, как об особой области народного декоративно-прикладного искусства, можно судить только в его ансамбле. На эту особенность почти всей северокавказской мужской одежды указывают и другие исследователи. Комплект подбирался довольно строго по цвету и по тону. Так, к темному чепкену одевался белоснежный бешмет, который выделялся на его фене по принципу контраста. К светлому чепкену непременно подбирался темный башлык, темная шапка и ноговицы, отчего белизна верхней одежды выявлялась с наиболее выигрышной стороны, воспринималась более празднично (табл. 33).
     В целом же цветовая гамма карачаевского и балкарского мужского костюма, как уже отмечалось, отличалась особой сдержанностью, почти монохромностью. Основным его достоинством, возведенным в эстетическую норму, являлась четкость кроя, естественные пропорции человеческой фигуры. Подобное стремление к строгости одежды у горцев Кавказа подчеркивал еще Хан-Гирей, который писал, что адыги “стараются более щеголять вкусом, нежели блеском; чистоту же и опрятность предпочитают пышности” (115, с. 242).
     В горском мужском костюме начала XIX века хотя еще и сохраняются некоторые детали предшествующих эпох, но в целом он быстро эволюционирует в сторону строгости и простоты. Рисунок балкарского юноши из Безенги в книге Г. Мерцбахера (127, с. 545). позволяет убедиться в этом. Здесь мы видим, как костюм точно следует за изгибами тела. Бешмет тесно прилегает к туловищу, точно и четко обрисовывается форма ног, к которым плотно пригнаны ноговицы. Тонкий юношеский силуэт изящно завершается легкой войлочной шляпой. Подобный костюм был очень удобен для домашних работ, для сенокоса и т. п. При выходе в общественные места взрослые мужчины обязаны были надевать сверху чепкен. Длинный, ниже колен, чепкен держится в верхней части на бешмете, который, в свою очередь, проглядывает в треугольный разрез на груди и между расходящимися полами. Симметрично расположенные на груди два ряда газырей оживляют несколько сумрачную тональность всего костюма. Его воинственные черты усугубляются еще охотничьим ножом, висящим на узком с серебряными бляшками ремне. Мягко расходившиеся вниз от пояса складки верхней одежды не только предусматривают свободу движений при ходьбе и верховой езде, но и красиво драпируясь, придают устойчивость всей фигуре. В .общий ансамбль костюма активно включаются и кожаные мягкие ноговицы, обхватывающие ноги. Живописная меховая папаха оттеняет строгость форм. Костюм своей цельностью и четкостью покроя и украшений делает более стройной и подтянутой даже фигуру старика.
     Сложившийся на протяжении первой половины XIX века горский костюм в течение последующих десятилетий остается почти неизменным. Наблюдаются лишь небольшие колебания в отдельных формах. Так, к началу XX века удлинились полы чепкена, - по всей вероятности, в связи с появлением длинной кавалерийской сабли, которую стали носить горцы, служившие в царской армии. В основном этого нововведения придерживались представители местной знати, старшины, приставы, чиновники. Несмотря на то, что мужская горская одежда начала XX века сохраняет все свои основные элементы предшествующей эпохи, пропорции в ней меняются - становятся более вытянутыми. Силуэт костюма завершается несколько заостренной формой папахи и строгой линией крепких кожаных сапог. В начале века усиливается тенденция к усложнению и обогащению одежды за счет украшений в виде золотых галунов, дорогого оружия, серебряных наборов и т. п. На этой стадии развития мужского костюма охотнее используются тонкие фабричные сукна. Появилась возможность сильнее расширять при крое полы черкески - в их разрезе проглядывает бешмет только на груди. На рукавах все чаще появляются отвороты, почти всегда в тон ярких бешметов. В своем стремлении к богатству форм, к изысканности общий стиль одежды начала XX века несколько утрачивает характерные ей прежде черты мужественной простоты и воинственности.
     В формах карачаевского и балкарского мужского костюма, бесспорно, немало заимствованных элементов, которые были занесены в периоды активизации общественных процессов и оживления культурных связей между соседними народами, и в периоды военных событий. Общие черты мужской кавказской одежды особенно отчетливо сложились у северокавказских народов - адыгов, вайнахов, осетин, - ближайших соседей балкарцев и карачаевцев. Близкие формы встречаются и в мужских костюмах народов Дагестана, Абхазии, Тушетии.