Локальные варианты надгробий

     Развитие форм резьбы по камню в каждом ущелье шло своим собственным путем, отражая в стилистических особенностях надгробий чисто местные художественные традиции. Определенная замедленность социально-экономического развития, которая объясняется территориальной изолированностью горных ущелий, способствовала сохранению в них многих архаических форм надгробий. В первую очередь это можно отнести к труднодоступному Черекскому ущелью. Уже при первом знакомстве с памятниками этого района мы отмечали ярко выраженные черты консервативности некоторых композиционных приемов, архаичность орнаментальных мотивов. Резные камни Черекского ущелья отмечены чертами относительной самостоятельности форм. Это выражается в определенной примитивности каменных надгробий, иногда просто повторяющих деревянные образцы. Об этом свидетельствуют и некоторые способы оформления могил, их каменная выкладка) еще полностью не оторвавшаяся от склеповых форм, наконец, грубая обработка камня. Антропоморфные формы черекских надгробий более близко связаны с древнетюркскими прообразами.
     Самые древние резные камни Черекского ущелья можно датировать периодом не ранее XVII - XVIII веков, когда здесь уже прочно укрепилось мусульманство. Основной его цитаделью была межаульная мечеть, обслуживавшая все небольшие поселения, расположенные в пределах видимости. Это обстоятельство, вероятно, наложило определенный отпечаток на сложение форм надгробий. Мастера камнерезного дела должны были неукоснительно подчиняться сугубо мусульманским требованиям украшения намогильных стел.
     В Черекском ущелье развитие камнерезных форм, очевидно, шло сразу двумя линиями: стеловидные камни и антропоморфные. В наиболее архаических надгробиях здесь можно видеть один из простейших приемов заполнения их плоскости - бессистемное расположение арабских текстов. В этом случае мастер словно выполняет обязательное требование их присутствия в украшении надгробия. Встречаются здесь и языческие символы, смутно доносящие из глубин времени какие-то давние, почти забытые магические представления. Так, симметрично расположенные на стеловидной поверхности камня изображения небольших окружностей могли быть связаны с очень древним кавказским культом плодородия. Этот знак известен в том же значении и у горцев Дагестана (40, с. 41).
     Наиболее простой и древней из сохранившихся орнаментальных форм является круг, расчерченный сегментами. Размещенные симметрично на поверхности стелы круги стали одним из характерных мотивов в оформлении черекских намогильных камней. Самые архаичные из них встречаются в ауле Курнаят (рис. 73).
     Постепенно, с улучшением художественных качеств камнерезного искусства, мотив круга стал употребляться уже в более сложных ритмических чередованиях. Появляются простейшие композиции из них. Заглубленный фон окружностей заполняется умело вкомпанованными в них арабскими текстами. Интересно отметить, что последний выполняется уже не врезными линиями, а ленточным рельефом. В верхнюю, закругленную часть стелы теперь часто вписывается многолепестковая розетка, похожая на цветок. На более законченных надгробиях уже явно мусульманского стиля розетка заменяется символическим полумесяцем со звездой. Здесь уже и техника резьбы более тонкая, рельефная. Построения композиций черекских надгробий отличаются строгой симметричностью. Арабские письмена вписываются в сложные фигурные медальоны, объединенные на стеле общей рамкой-бордюром.
     Появившийся в стеловидных надгробиях орнаментированный бордюр составляется из простейших геометрических элементов, например, цепочки из сомкнутых кружков. Этот мотив перекликается с известным в ковроделии орнаментальным мотивом сынжир - “очажная цепь”. Издавна считается этот мотив эмблемой домашнего очага и счастья семьи. В народном искусстве осетин также встречается он в резных надгробиях (13, с. 29; рис. 1, 3 на с. 197). В украшении тимпана (верхней закругленной части стелы) черекскими камнерезами часто применяется узор, известный под названием ислими. Это скругляющиеся навстречу друг другу две ветки, обрамляющие плоскость камня наподобие венка. Своими концами они могут быть “связаны” то в верхней части, то внизу. Листья-отростки, симметрично отходящие от стебля, тоже могут быть то прямыми, то удлиненными и с закругляющимися концами. На черекских стелах это самый характерный декоративный мотив (рис. 74).
     Антропоморфные резные камни Черекского ущелья, особенно самые архаичные из них, повторяют древние деревянные формы. Встречаются среди них и “брусковые” надгробия. Это небольшие, до метра высоты, столбообразные камни, которые оканчиваются в верхней части небольшим утолщением в виде цилиндра, изображающего чалму. Деталь, очень популярная в местных каменных надгробиях. Встречается она в основном на надгробиях “хаджи” (лиц духовного звания и побывавших к тому же в Мекке). На подобных сын ташах можно встретить и один из мотивов древнетюркского орнамента - два встречных роговых завитка, которые уже знакомы нам по ковровой орнаментике (рис. 75-1).
     Более законченная форма антропоморфных надгробий Черека часто уплощается в своей нижней части, превращаясь в стелу. При помощи “шейки” округлая часть камня - “голова” - приподнимается из общей массы камня. Округлый верх камня в виде “чалмы” кроме того, заполняется орнаментом, напоминающим цепочку из плотно соединенных между собой сквозных ромбиков.
     Общая орнаментальная композиция стелы строится очень четко. В ее строгой симметрии сочетаются полукружия обрамления с рядами внутренних геометризованных элементов - газырей, текстовых строк. Мотивы бордюрной ленты, представляющие собой ряд сомкнутых 5-образных фигур, тоже прочно связаны с местным ковровым орнаментом. Но вся поверхность плиты декорируется еще недостаточно пластично (рис. 75-2).
     Чрезмерная жесткость в передаче отдельных мотивов орнамента может быть объяснена не только отсутствием необходимого мастерства, но и твердостью применяемого камня. Но в общем черекские надгробия отличаются еще слаборазвитой техникой резьбы. Исключение составляют лишь отдельные стелы, явно привозные. Судя по использованному в них камню, они выполнены были далеко от Черека, к тому же в “чуждой” манере.
     В разработку поверхности черекских надгробий большое оживление вносила цветовая подкраска рельефных узоров. Колорит строился на сочетании белых, салатных, черных и желтых красок. Общим фоном тем" ноохристого камня 6яи связываются в единую сумрачно теплую и довольно приятную цветовую гамму.
     Резные камни Хуламо-Безенгийского ущелья отличаются довольно интересными переплетениями древнехристианских и тюркских традиций. Многие из памятников очень архаичны по своему художественному решению. В них встречаются древние тюркские черты, чем-то похожие на древнеболгарские, отголоски которых сохранились и на Волге в деревянных надгробиях чувашей, а также башкир. Вместе с тем эти формы перекликаются и с традициями местных деревянных памятников, и продолжаются в вертикально- брусковых формах каменных надгробий. Другую линию развития представляют крестообразные надгробия. Они сохранились только здесь, в Хуламо-Безенгийском ущелье. Распространенность крестообразной формы в этом ущелье можно объяснить наличием очагов христианства, не так давно действовавших здесь церквей и часовен (50, с. 31). Те формы христианских надгробий, которые были распространены на всей территории Балкарии и особенно в Карачае, обнаруженные Е. Д. Фелицыным и Г. И. Куликовским при поездках по Северному Кавказу еще в прошлом веке, имеют прямые аналогии с хуламо-безенгийскими крестообразными камнями.
     Несомненно, остатком христианской формы надгробия является уже упомянутый высеченный в камне крест, на верхнем конце которого изображена объемная голова воина.
     Хуламо-безенгийские надгробия, как правило, вырезались из камня небольшой высоты до 60-70 сантиметров. Утолщение в верхней части (иногда с округлым завершением) получало по центру еще выступ с небольшим углублением (рис. 76). Можно предположить, что эти углубления, наподобие чаши, предназначались для каких-то ритуальных возлияний. Надгробие с утолщением в верхней части вполне может быть осмыслено как человеческая фигура. Возможно, здесь мы имеем дело со вторичным наложением тюркских форм, тех, что шли от половецких каменных изваяний.
     На стелах Хуламо-Безенгийского ущелья почти нет никаких изображений. Художественное оформление надгробия сводится в основном к обработке его силуэта. Только на отдельных камнях графически прочерчиваются примитивные изображения полумесяца и розетки-звезды. Арабский текст, который тоже процарапывается острым предметом, заполняет плоскость камня очень свободно. Ввиду неумелого нанесения изображения, примитивности его исполнения, его неорганичности на более тщательно обработанных объемах камня можно предположить более позднее их “омусульманивание” - приспособление древних форм к новому назначению.
     По технике обработки и орнаментике резных надгробий Хуламо-Безенгийского ущелья можно довольно отчетливо проследить наслоения различных форм - крестообразных, антропоморфных, брусковых. В позднейшем “исламском” слое декора этих надгробий ощущается и влияние соседних черекских форм, например, в сегментовидных элементах орнамента, в жесткости техники его процарапывания.
     Наибольшей завершенностью, художественной выразительностью в Хуламо-Безенгийском ущелье выделяется парное надгробие - женское и мужское (рис. 77-1). Это две фигуры высотой около полутора метров с округлыми плоскими навершиями в виде “голов” и боковыми горизонтальными отростками на уровне “плеч”. Четырехугольник мужского надгробия делится поясом на две части. В верхней расположена горизонтальная полоса из ряда газырей, обрамленных двумя полукружиями. Оружие - два ножа, кинжал и ружье - помещены у пояса. В пропорциональных соотношениях с остальными деталями их размеры очень малы. Видимо, мастер был озабочен передачей самих предметов больше, чем их реальным соотношением с фигурой. Арабские письмена заполняют плоскость в нижней части стелы. По этой композиционной схеме оформлено и женское надгробие. Только в верхней части здесь располагаются горизонтальные ряды нагрудных украшений - тюйме.
     Орнаментальное обрамление как женского, так и мужского надгробий состоит из крайне простых элементов - треугольных углублений. Этот зубчатый бордюр повторяет бордюрные мотивы местных узорных войлоков.
     Большой интерес представляет решение закруглений в форме головы. Верхняя часть камня действительно осмысливается мастером как человеческое лицо. Сегментами очерчены области щек, лба. Это сходство усиливается и строго соблюденной вертикальной симметрией, и подцветкой камня, и совпадением границ лица; красный цвет “рта”, “щек” оживляет камень, создает еще более жизненное впечатление.
     В технике резьбы рассматриваемых надгробий сочетаются графическая врезка линий (розетки в середине лица) с трехгранновыемчатой (бордюрная полоса и отдельные геометрические детали), а также плоскорельефная резьба (арабские письмена, пояс, оружие, газыри). Говорить о высоком уровне мастерства резчика в данном случае почти не приходится, что, впрочем, не мешает воспринимать образную выразительность этой пары надгробий с особой поэтичностью. Вынесенные за ограду кладбища на перекресток дорог камни весьма органично вписываются в пейзаж. Впечатление их одухотворенности, связанной с легендой о гибели двух влюбленных, достигается и особой архитектоникой камней, четкостью силуэта, логической взаимосвязанностью декоративных элементов, расцвеченной поверхностью. Камень, раскрашенный черной, красной, белой, розовой и синей красками, удачно объединяется основным терракотовым тоном в единое целое.
     В резных камнях Хуламо-Безенгийского ущелья орнаментальные построения, созданные из небольшого количества геометрических мотивов, вероятно, еще не полностью оторвались от своего символико-смыслового значения, но организованные ритмические ряды и четкие осевые линии симметрии говорят уже об эстетическом освоении этих древних образов.
     Камнерезное искусство Чегемского ущелья в совокупности выработанных приемов обработки камня объединяет и традиционные формы стел и антропоморфные надгробия. В верхних аулах камни обработаны более неуверенной рукой. В стелах почти не применяется бордюрное обрамление. Чаще всего их плоскость просто разбивается выпуклыми перегородками на ряд горизонтальных ярусов, заполненных ленточным арабским текстом.
     Антропоморфные памятники, с их более выразительным силуэтом, воспринимаются намного живее. Мусульманский полумесяц и звезда в навершии камня или обрамление его верхнего объема подобием чалмы, - пожалуй, единственные декоративные детали, которыми верхнечегемские мастера оживляли свои надгробия. Наиболее интересные памятники сохранились в селении Нижний Чегем. Довольно отчетливо выделяется здесь из монолита “голова”, тщательно прорабатывается головной убор.
     Особняком стоит любопытное в художественном отношении стеловидное надгробие в ауле Булунгу. Высокая, в 2,5 метра, плита из охристого песчаника выделяется своей массивностью и особой тщательностью отделки (рис. 78). Поверхность ее делится на три традиционные части: закругленный тимпан с орнаментальным заполнением, узкая бордюрная полоса, обрамляющая всю стелу целиком, и вся средняя часть с размещенными на ней фигурными медальонами. Сложная резьба с глубоко врезанным фоном создает впечатление ажурности стелы. Чередующиеся по центральной оси овальные и прямоугольные медальоны заполнены витиевато вычерченным рельефным текстом, вызывая в памяти арабский шрифт (почерка “насх”) с его красивыми криволинейными силуэтами, который широко применяется в камнерезном искусстве Дагестана (58, с. 163). Вероятно, оттуда же заимствовано и криптографическое изображение сокола. На надгробии в Булунгу фигура птицы помещена посередине верхней части стелы. Она очерчена глубоко врезанной в плоскость камня энергичной линией. Прорисовка же глаз и оперения дана более топкой штриховой линией. Все детали рисунка к тому же составляют арабский текст, правда, трудно поддающийся прочтению. Подобные изображения птиц очень распространены на резных камнях Северного Кавказа - в дагестанском камнерезном искусстве (40, с. 185, рис. 171), в осетинском (13, с. 252, рис. 1,2) ив чечено-ингушском (110, с. 7). Это позволяет единственный в своем роде памятник в Балкарии считать заимствованным.
     На стеле в Булунгу множество орнаментальных мотивов - розетки, звезды с особой четкостью и симметричностью заполняют свободные промежутки между медальонами. Глубокий рельеф бордюра с его упрощенными растительно-геометрическими элементами связывает его со всей узорной поверхностью. Графичность моделирования орнаментальных деталей несколько смягчается за счет техники глубокой резьбы, создающей сочную светотень. Почти кружевная поверхность камня дополнительно еще расцвечивается. Использованная для этого скупая гамма черной, желтой и зеленой краски (остатки которой сохранились на охристо-сером песчанике) и сейчас оживляет игру орнаментальных форм.
     Следует отметить и довольно прочные связи декора этого памятника с местными художественными традициями. Расположенные в полукруглом тимпане симметричные парные роговые завитки и сердцевидные фигуры, явно заимствованы из местных узорных сюжетов, бытующих как в ковроделии, так и в золотом шитье. В работе над камнем, видимо, принимали участие и местные мастера.
     Наблюдения показали, что стеловидные надгробия в Балкарии чаще всего связаны с женскими захоронениями. Антропоморфные же почти всегда относятся к мужским.
     Для большей части памятников обычно характерен сдержанно-скупой стиль декорирования. Композиционная схема антропоморфных стел остается предельно простой и сводится к делению всей плоскости на отдельные горизонтальные участки для арабских текстов.
     Применяется в Чегеме в основном техника выбирания фона, создающая низкий плоский рельеф. А разнообразятся антропоморфные камни конфигурацией объемов да различными способами перехода от общего прямоугольника к округлости “головы”. В одних случаях он намечается посредством конического среза, как бы подчеркивающего форму папахи, в других - “голова” непосредственно вырастает из общего блока, подчеркивая монолитность объема, свойственную всем чегемским надгробиям с их несколько суровым и мужественным стилем.
     Очень близки к чегемским розным камням надгробия Баксанского ущелья. Здесь имеют место три их разновидности: плиты прямоугольной формы, антропоморфные и стелы с закругленным тимпаном.
     Баксанские антропоморфные камни имеют свои варианты форм. Иногда округлые навершия как бы непосредственно насаживаются на прямоугольную или плавно закругленную основную плиту. Обе части имеют тогда самостоятельные, не связанные между собой декоративные оформления. Иногда округлая верхняя часть памятника имеет наверху выступ, который вызывает в памяти антропоморфные и крестообразные камни Хулама с подобным же утолщением. Но баксанские надгробия отличаются более вытянутыми, утонченными и более детально проработанными формами.
     Другая группа баксанских антропоморфных памятников приближается к чегемскому типу резных камней, именно тех, верхняя часть которых напоминает голову в папахе. Они принадлежат мужским погребениям, что подтверждается и изображениями на лицевой стороне или боковых гранях - оружия, деталей мужской одежды. Употребляемый в Баксанском ущелье мягкий серый песчаник дает возможность усложнять форму резных камней. Боковые грани в этих памятниках, как правило, мастер стесывает, придавая им сложную конфигурацию за счет резных выступов, объемных газырей и т. д. Сама же техника орнаментальной резьбы на передней части плиты остается примитивной. Она делается или углубленной, или, наоборот, объемно выпуклой, путем выбирания фона (рис. 79).
     Интересное наблюдение можно сделать, анализируя антропоморфные надгробия Баксанского ущелья. В круглые их навершия вписывается полумесяц или розетка. В Других же, где навершия имеют скошенно-коническую форму и намечаются складки чалмы, лицевая часть камня оставляется гладкой. Мусульманские символы помещаются в этом случае ниже, на самой стеле. Можно предположить, что в этом последнем типе надгробий представления, связанные с изображением человека, окончательно еще не были утрачены.
     Скупой декор, ограниченный лишь простейшими геометрическими орнаментальными мотивами - розетками и эмблемами ислама, отличает основные формы баксанских надгробий. Традиционное место в их оформлении занимают эпиграфические вставки.
     Камнерезное искусство в балкарских ущельях в целом характеризуется той архаичностью форм и примитивностью способов обработки камня, которые позволяют проследить его развитие на более ранних стадиях. Наглядным свидетельством являются изображения, врезанные в плоскость камня графическим способом. Сначала это были простейшие геометрические мотивы, на более высокой ступени развития форм появляется ленточный орнамент выпуклой рельефной резьбы.
     В самых простых, архаичных по форме балкарских надгробиях для обработки камня применялись, видимо, не специально изготовленные инструменты, а предметы повседневного хозяйственного назначения, только приспособленные для резьбы - топор, нож, обрубленная лопата. Уже впоследствии, для более сложных работ - при получении многообразной моделированной рельефной поверхности - инструментарий мастера усложняется. В этих случаях используются такие инструменты, как молоток, зубило, плоские и желобчатые долота для получения фигурных профилей.
     Особенно широко применялись они мастерами Карачая, искусство которых отличалось гораздо большим совершенством и богатством форм. Основой для интенсивного развития камнерезного искусства в Карачае, наряду с устойчивостью старых традиций, могло послужить и наличие здесь прекрасного материала, легко поддающегося обработке, а также более широкие торговые и культурные связи с основными центрами камнерезного искусства, в частности, с Дагестаном.
     Наибольшее число интересных резных камней на кладбищах Карт-Джурта, Старой Джегуты, Верхней Мары, многообразие их декоративно-пластических форм позволяют не только высоко оценить мастерство карачаевских камнерезов, но в общих чертах определить пути формирования их собственного стиля. Карачаевские мастера резьбы по камню выступают вполне самостоятельно, основываясь на местных художественных традициях. Они по-своему перерабатывали заимствованные у дагестанских камнерезов приемы декора и резьбы, упрощая и приспосабливая их к местным условиям, добивались большой выразительности форм.
     Многообразием типологических черт и богатством орнамента выделяются надгробные памятники аула Карт-Джурт. Здесь имеются два кладбища. Находятся они рядом, но принадлежали, вероятно, разным родам. По особенностям оформления надгробных стел можно предполагать, что западное кладбище принадлежало более богатому или разбогатевшему к середине XIX века роду. Об этом говорит и использование более дорогого материала для надгробий, например, белого известняка, напоминающего мрамор. И характер художественной обработки камня, виртуозность, сложность и пышность его орнаментального убранства также могут свидетельствовать о более позднем происхождении форм западного комплекса намогильных памятников.
     Отдельные стелы Карт-Джурта имеют как бы футляр, сложенный из тесаных камней, очевидно, для предохранения резных и раскрашенных деталей от атмосферных воздействий. Более архаичные формы плит “одеты” в деревянные футляры, выдолбленные из цельного ствола дерева. Такие надгробия встречаются и на старых кладбищах Верхней Мары, Хурзука, Старой Джегуты. Этот вид стел часто встречается в Северной Осетии. Вероятно, на этой основе стали развиваться особые формы стел с глубоко врезанной серединной плоскостью. Выступающая в виде полукруглого карниза сложно профилированная рама обрамляет углубленную часть, заполненную, как правило, арабскими надписями (рис. 80).
     Стеловидные надгробия, довольно разнообразные по формам, встречаются в Карт- Джурте. Они имеют полукруглые тимпаны различной степени закругленности. Но двускатный тимпан с навершием, который вообще больше характерен для карачаевских резных камней, делает типичными большинство надгробий Карт-Джурта. Дополнительный выступ на вершине тимпана приобретает в них подчеркнуто декоративное значение, обогащая общую конфигурацию. Повторяя в определенной степени фигурные резные тимпаны кубачинских камней, картджуртские надгробия, тем не менее, сохраняют свои стилевые особенности. Выразительность их строится на более упругих деталях - лаконичных срезах верхушки, боковых выступах от основной вертикали стелы, примыкающей к тимпану. И сам тимпан то нависает над всей стелой, то резко сужается; в других случаях зачастую силуэт тимпана приобретает ступенчатую форму, усиленную наружными или внутренними уступами стелы (рис. 81).
     Антропоморфных стел в Карт-Джурте меньше, и сходство с человеческим изваянием в них выражено не столь отчетливо, как в балкарских надгробиях. Своеобразной переработкой антропоморфной формы можно считать “брусковые” камни с шаровидным навершием (табл. 47-14, 15). Но в развитии образа этого памятника иногда представляются и другие первоистоки. Не исключено, что здесь могло иметь место художественное осмысление отдельных элементов конструктивного порядка, когда, например, верхняя плита, закрывая собой резные орнаментальные украшения от атмосферных осадков, сливается с общей массой надгробия, а камень, укрепляющий плиту в горизонтальном положении, превращается в руках мастера-камнереза в монолитный шар. Такого “технического” происхождения нельзя приписать стеле брусковой формы, накрытой сверху пирамидальным навершием. Ее истоки зрительно тянутся к древним формам “балбалов”.
     Большой интерес в Карт-Джурте представляют надгробные камни свободной произвольной конфигурации. Иногда им придается форма овальной плиты. Встречаются надгробия, в которых вертикальные грани получают боковые срезы, придающие им отдаленное сходство со скрипкой (табл. 47 - 20, 21). Для большей выразительности силуэта боковые грани картджуртских стел снабжаются дополнительными декоративными формами. Разные плоскости остальных надгробий обрабатываются неравномерно. Только в “брусковых” надгробиях все четыре грани оформляются почти с одинаковой тщательностью. Изобразительные мотивы и эпиграфические тексты концентрируются в основном на южной поверхности, обращенной к Мекке. На этой лицевой стороне изображения исполняются наиболее тщательно. Остальные грани камня заполняются резьбой небрежно, а иногда лишь слегка выравниваются или снабжаются объемными выступами.
     Если главная фасадная часть надгробия принимает на себя основную художественную и смысловую нагрузку, то боковые грани выявляют его общий силуэт. Здесь решение боковых стенок во многом определяется формой тимпана - главной декоративной части надгробия. Так, заоваленный тимпан предоставляет для обработки плавную округлость боковой поверхности, в которую мастер может свободно расположить орнаментальные мотивы или вязь арабской надписи. При сложнофигурных тимпанах боковинки получают фигурные рамки, в которые вмещаются лишь изгиб цветущей ветки или надпись. Следуя общей стилистике, они бывают выпукло рельефными. Боковые стороны обогащают общий декор камня дополнительной игрой светотени.
     Что же касается композиционных особенностей лицевой стороны картджуртских надгробий, то они вытекают из формы самой стелы, ее удлиненно вытянутой плоскости. Общая композиционная схема видоизменяется в зависимости от сложности и пышности орнамента, но всегда сохраняет свой основной принцип. Суть композиционного построения составляет сочетание медальонов вписанных в среднее поле бордюрного обрамления, и непринужденно разбросанных мотивов заполняющего их узора.
     Усложнение этой композиционной структуры можно проследить при рассмотрении ряда наиболее характерных памятников Карт-Джурта. Некоторые из них отличаются определенной простотой и особой свободой в расположении украшений. Небольшая (50? 70) плита из серого песчаника может иметь заоваленную форму с небольшим заострением в верхней части. Скупые детали ее оформления выделяются невысоким плоским рельефом на зернистой фактуре фона. Арабская вязь текста как бы разрезана на верхнюю и нижнюю части развернутым по горизонтали изображением оружия - кинжала и пистолета. Их энергичный разворот, лаконизм всей композиции придают камню характер мужественной простоты (рис. 82).
     Более мягким и лиричным по образному решению выглядит другой памятник. Это тоже небольшая по размерам стела, приближающаяся к традиционной форме, с полукруглым заостренным тимпаном. Центральная часть с арабскими надписями плавным полукружием обрамляет бордюр, состоящий из вьющегося цветущего стебля. Естественность его движения, наивная простота рисунка, мягкость подкраски создают настроение, подобное тому, которое вызывает бесхитростный народный напев. Камни в форме “бруска” кажутся более жёсткими по силуэту. На всех четырех гранях в них размещены медальоны в виде фигурных звезд-восьмиугольников, заполненных арабскими письменами (рис. 81-1). Цветочно-растительные мотивы, заполняющие промежутки между ними, смягчают геометричность скупых форм. Мотив цветка имеет аналогии в орнаменте соседних северокавказских народов. Выполненный в технике плоско-рельефной резьбы, контур орнамента приобретает несколько обобщенный характер, но при этом цветок не лишается мягкости. Его лепестки и очертания сложных по форме листьев легко воспринимаются на фоне камня. Заглубляя фон, мастер не добивается четкой горизонтальности. Его удовлетворяет несколько рыхлая фактурная поверхность, на которой расплывчато и мягко проступают контуры листьев и цветов. Также прорисовывается растительный узор и на верхней объемной части, надгробия, его “шапке”, в виде четырехгранной пирамиды. Пятилепестковый восточный цветок в обрамлении изысканно изогнутых листьев со спиральными отростками поддерживает на своем острие небольшой мусульманский полумесяц. Этот мотив весьма распространен на многих картджуртских резных камнях.
     Чувствуется по манере резьбы, что мастер еще не овладел полностью техникой обработки камня, он держит резец наклонно к поверхности, отчего и получаются округления, придающие рисунку смягченные очертания. Нет отчетливо читаемой плоскости фона, Мастером сделаны просто углубления вокруг рисунка, от чего форма цветка производит впечатление выполненного в мягкой глине.
     Более четкой проработкой форм, подчеркивающей архитектонику резного камня, большей законченностью в обработке материала отличается композиция следующего памятника (рис. 83), Приставная верхняя часть ее уже ничего общего не имеет с округлостью головы. Интересно наблюдать, как усложнилась конфигурация стелы. Чуть скошенная вовнутрь, верхняя часть приобретает еще дополнительное закругление с двумя выступами по углам. Определенной самостоятельностью обладает композиция тимпана. Она составляется из двух зеркально поставленных арабских букв, напоминающих криптограмму символического значения. Эти спирально закругленные фигуры букв и энергичный перекрест их прямых отростков сообщают навершию стелы большую выразительность. Плоско-рельефная резьба со свойственной ей четкостью еще больше выявляет стройность общего рисунка. Три сомкнутых ромба, которые заполняют вертикальное пространство самой стелы, свидетельствуют со всей очевидностью о прочных связях искусства резьбы по камню с ковровыми композициями, характером орнаментальных построений. Растительные вставки, заполняющие треугольные пространства между ромбическими медальонами, тоже имеют аналогии в золотом шитье.
     Обработанная в технике низкого плоского рельефа задняя плоскость надгробия заполнена изображениями вполне реальных предметов - турецкая феска (сувенир из Мекки) , принадлежности намаза - таз, полотенце, гребешок, четки. Все это должно свидетельствовать о благочестии умершего, совершившего при жизни паломничество к “святым местам”. К тому же эта нижняя часть обратной стороны стелы оживлена очень несложной, но по-своему привлекательной орнаментальной полосой, составленной из ряда небольших полукружий. Сближенные по вертикали оси своими выступами, они образуют цепь углубленных остроугольных ромбиков. Ритмично расположенные в этих углублениях выпуклые восьмилучевые звездочки образуют очень своеобразный мотив.
     Часто встречающееся в карачаевских надгробиях расширение тимпанной части, несколько свисающей над всей стелой, характерно и для памятников Карт-Джурта. Хотя головная часть надгробия становится неотъемлемой частью всего памятника, но следы их разделения сохраняются в виде четко обозначенной разграничительной рамки. В плоскость таких тимпанов вписывается традиционный спирально-растительный орнамент. Его крупные, сочные детали эффектно проступают на глади камня, выявляя своими округлыми очертаниями его четкую архитектонику. Полукруглой форме тимпана отвечает округлое движение упругих веток с изрезанными листьями и цветами. Между ними органично вписываются и символические знаки: спирально изогнутая монограмма из узорных арабских букв тоже стала отличительной деталью тимпана. Форма растительного побега по своей строгой симметричности и ясности построения приближается к дагестанскому узору тутта с его стабильной и уравновешенной композицией. Эта же четкость построения свойственна и нижней части стелы, которая бывает заполнена медальонами довольно строгой геометрической формы. Им вполне соответствуют и вписанные в них растительные мотивы, несколько жесткие по формам. Зато края рельефа по всей стеле, выполненные в этой манере, отчетливо читаются на фоне ровной, отлично обработанной основной поверхности. Расцвечен камень в два тона - белым и бледно- зеленым. Это способствует более четкой дифференциации узора и фона, отчего в общей композиции камня орнаментальный ряд выделяется очень эффектно.
     Совершенно особый характер приобретают памятники, где главное место в композиции декора занимает эпиграфический орнамент, например, на парном (вероятно, супружеском) надгробии в Карт-Джурте. Выполнены камни в едином стиле, хотя и не повторяют буквально друг друга.
     Основной декоративный эффект здесь строится на сочетании гладких поверхностей стел из светлого известняка и ярко-красных рельефных рамок, заключающих в себе арабский текст. Эти же рамки обрамляют и тимпан; чуть суживаясь на плоскости стелы, они как бы завязываются в узел. На более высоком, очевидно, мужском надгробии, рамка составляет четыре узкие петли в виде удлиненных по вертикали шестиугольников. Ихритм строго расчленяет поверхность стелы (рис. 84). В женском надгробии средняя часть имеет более закругленные петли, которые придают определенное изящество всему декору камня. Орнаментальный бордюр на обоих камнях демонстрирует нам уверенную руку мастера-камнереза, сумевшего детально разработать мотив извилистого побега с тонкими цветами и листьями. Эта же виртуозность исполнения повторяется и в тимпане, где арабская надпись представляется в виде сплошного декоративного переплетения почти совсем непонятных знаков.
     В дальнейшем с повышением общего уровня камнерезного мастерства увеличивается и узорное богатство. Теперь лицевая поверхность сплошь заполняется орнаментом, приобретает характер ковровой поверхности. Если в рассмотренных композициях картджуртских резных камней еще можно было проследить четкость членения крупных) выразительных деталей орнамента, то в последних, хотя и более развитых формах, характер орнаментального заполнения становится измельченным и более сухим. Невысокий плоский рельеф вырезается без дополнительной разработки деталей, отчего даже растительные мотивы приобретают геометризованный характер, теряют свою гибкость и пластичность.
     На многих памятниках Карт-Джурта даже в самых усложненных формах строго соблюдаются традиционные приемы композиции. Лицевая поверхность стелы делится на: 1) тимпанную часть, в которой размещаются или символические арабские письмена, или пышный растительный орнамент; 2) среднюю часть стелы, которая заполняется четким ритмом сомкнутых медальонов более или менее сложной конфигурации, и 3) бордюрные полосы, как правило, составленные из мелких геометрических или цветочных элементов.
     В строго определенных канонических рамках мусульманского надгробия картджуртские резные камни сохраняют самобытные формы, основанные на связях с местными художественными традициями. Они сказались и в яркой насыщенности раскраски, перекликающейся с узорами золотого шитья, и на ромбической основе медальонных композиций, вероятно, перешедшей из ковроделия.
     Если же сконцентрировать внимание на самобытности, исконности резных картджуртских камней, то следует выделить вначале памятники более архаичных форм. Эти камни отличаются особой монументальностью, которую не снижает даже изрезанность силуэта, характерная для многих из них. Один из наиболее запоминающихся камней этого типа находится на западном кладбище Карт-Джурта. Этот памятник сделан из местного серовато-охристого песчаника. Мягко округлые его боковые грани, обогащенные выступами, придают особую выразительность силуэту. Верхняя, слегка закругленная часть стелы тяжело нависает над основной плоскостью. Помещенная в ней многолепестковая двухслойная розетка обрамляется рельефной рамкой, создающей впечатление статичности. Три выпуклых шарика симметричностью как бы закрепляют розетку в композиции навершия.
     Такую же неподвижность композиции придает мотив, состоящий из сомкнутых геометрических и растительных элементов - пятилепесткового цветка и остродонного сосуда. Орнамент этот воспринимается хотя и тяжеловато и жестко, но тем не менее весьма внушительно на соседнем камне архаических форм. В нижнем ярусе его размещаются растительные элементы в виде крутых завитков с изрезанными листьями, очень близкие к национальным орнаментальным формам валяных ковров (рис. 85). Но интерес представляет геральдическая композиция в виде двух противостоящих всадников, изображенных весьма схематично у самого основания камня. В предельном орнаментальном обобщении даны как лошади, так и всадники, которые стилизованы под трилистники. Трудно говорить о происхождении этого мотива. Как в карачаевском, так ив балкарском орнаменте ему нет аналогий. Вероятно, он занесен сюда из дагестанского резного камня (58, с. 133, рис. 81), хотя можно назвать и более близкие аналогии - например, подобную же композицию на уже известном нам Дука-беке (50, табл. IX). В данном случае мы, очевидно, встречаемся с переходным этапом в сложении орнаментальных мотивов, идущих от изобразительных форм.
     Нельзя обойти вниманием и обратную сторону этого памятника, где так же, как и на лицевой плоскости, подчеркнутые вертикалью осевой линии геометрические и растительные элементы соединены в одну композиционную схему. Связанные между собой также неподвижно и жестко ромбы с заполнением геометрическими и растительными мотивами подчеркнуто симметричны. Все это усиливает ощущение монументальности надгробия. Судя по старательности воспроизведения растительных и геометрических мотивов, по архаичности форм, здесь, видимо, еще сохранялось смысловое их значение, переходящее в декоративное.
     По сравнению с рассмотренными выше резными камнями Карт-Джурта мы воспринимаем эти формы как более древние. Архаичность ощущается и в геометричности построения основных элементов, и в их связи с древними астральными знаками, выраженными в довольно скованной манере. Архаичность выражена и в самой примитивности построения композиции, и в далеко не совершенном способе обработки камня.
     Несмотря на то, что декоративные мотивы памятника - как геометрические, так и растительные - имеют непосредственные связи с очень древними орнаментальными формами, по силе художественной выразительности, его монументальности и пластичности, по композиционной цельности его можно поставить в ряду наиболее интересных, выразительных памятников Карт-Джурта.
     Развитие форм резного камня в другом ауле Карачая - Старой Джегуте - связано с творчеством братьев Абазалиевых, занимавшихся этим ремеслом в конце XIX-начале XX века. Аул Старая Джегута был основан в конце XIX века, и уже поэтому местные художественные традиции не отличаются глубокими корнями. Формы надгробных стел могли быть переняты уже в развитом виде с других карачаевских кладбищ. Так, многие джегутинские орнаментальные мотивы повторяют дагестанские и картджуртские образцы. Но впоследствии они вошли в сочетание с вновь созданными элементами, дав начало уже вполне самостоятельным формам. Благодаря наличию в окрестностях аула больших запасов камня создавался новый очаг камнерезного искусства со своими собственными приемами и своеобразными решениями.
     Большинство староджегутинских надгробных камней имеет стеловидную форму и небольшие размеры (до 1 метра высотой). Среди них выделяются своими большими размерами лишь надгробия местной знати.
     Так, двухметровой высоты достигают парные стелы фамильного захоронения местного муллы. Одна из них, более строгих и сдержанных форм, имеет плавно закругляющийся тимпан, в центре которого расположена шестилепестковая розетка, последовательно очерченная концентрическими окружностями и ромбом. Мотив в какой-то мере является своеобразным переосмыслением картджуртских ромбических форм. Тонкая орнаментировка арабского текста, очерченного прямоугольными рамками по горизонтали и дробный мотив бордюрных лент служат как бы переходом к пышной розетке, помещенной в тимпане. Резьба плоскорельефная) неглубокая, что, очевидно, неизбежно при такой дробной обработке поверхности. Но сине-белая расцветка своей контрастностью вносит большую ясность в общую композицию, усиливая четкость узорных контуров.
     Не без влияния творчества кубачинских камнерезов, очевидно, создавался другой памятник с его очень затейливой орнаментикой. Так же, как и в кубачинских камнях (58, с. 163, рис. 103) украшаемая поверхность камня покрывается густым растительным узором, очень близким по характеру к их традиционному мархараю. Гибкие, вьющиеся стебли круговыми движениями вместе с цветами и листьями оплетают собой тимпан. Медальоны имеют распространенную и в Дагестане форму пятилепесткового цветка - тамги. В них орнаментальной вязью вписываются арабские письмена вперемежку с растительными элементами. Изящные узорные треугольные вставки заполняют пустоты между медальонами, сглаживая ритмичность их чередования. Среднее поле, также покрытое сложным сплетением цветов и листьев, органично увязано с боковыми бордюрами.
     Узоры тимпана и бордюра, хотя и играют вполне самостоятельную роль в общей композиции, но, соединенных посредством межмедальонных вставок, в конечном итоге представляют целостный ажурный декор.
     Не менее богато орнаментирована плоскость следующего камня, в тимпане которого мастер помещает вместо традиционного полумесяца крупный пятилепестковый цветок - розетку. Эта фигура входит органично в общую узорчато-ковровую поверхность камня, большая часть которой заполнена изощренно выполненным арабским текстом. Сложным фигурным медальонам соответствуют и мелкие растительные элементы бордюра.
     Среди карачаевских надгробий джегутинские камни выделяются холодной тональностью сине-зеленой, белой и черной раскраски. Серый цвет камня объединяет воедино эти яркие медальоны, взятые в белую рамку, а черные арабские знаки эффектно выделяются на общем цветистом фоне. Такие детали, как цепь из редких белых сквозных ромбиков, обегающих всю плоскость стелы вместе с полукругом тимпана, вносят ритмическую непринужденность в общую композицию. Мотив ромбиков вызывает в памяти подобные формы на резных камнях Черекского ущелья - сынжыр (рис. 86).
     Самостоятельное развитие декора резных надгробий Старой Джегуты во многом объясняется прочной связью его с орнаментикой других видов народного искусства. Цепочка из ромбиков - сынжыр, очевидно, могла прийти и из ковровых композиций. Контрастные же цветосочетания элементов орнамента на фоне естественного цвета камня повторяют прием, тоже хорошо известный ковровщицам, - это широкое использование в виде основного фона натурального цвета шерсти.
     Прямую связь с народными орнаментальными мотивами можно найти и в других староджегутинских памятниках, выделяющихся своей композиционной зрелостью и самостоятельностью.
     Так, на одной из стел тимпан заполняет ветки ислими, явно перекликающиеся с мотивами черекских надгробий. В джегутинском памятнике ислими довольно уверенно связывается с остальными орнаментальными мотивами геометрической, четко ромбической цепочкой бордюра и несколько тяжеловесным, тоже геометрическим заполнением центрального поля. Спирально закрученные завитки, ярко выделенные белым цветом, почти повторяют рогообразные детали народных вышивок или ковровых узоров. Но общий характер симметричного расположения этих спиралей наводит на мысль и о Других прообразах. В этих круглых спиралях можно усмотреть и переосмысливание древних изображений женской груди, которые в представлении прошлых поколений связывались с культом плодородия (40, с. 162, рис. 127).
     О прочных внутринациональных связях, получивших отражение . в камнерезном искусстве Старой Джегуты, могут свидетельствовать и четырехгранные брусковидные надгробия небольших размеров. Шаровидные утолщения в их верхней части имеют на самом верху дополнительные выступы. Подобные формы, знакомые нам уже по камням Хуламо-Безенгийского ущелья, на Картджуртском кладбище были запечатлены в дереве. В Старой Джегуте они повторяются в камне, хотя и в обобщенном геометризованном виде (рис. 87).
     Свое дальнейшее художественное развитие надгробия с шаровидным навершием получают в ауле Верхняя Мара. В некоторых случаях брусковидные формы здесь превращаются в плиту, только чуть утолщённую. Круглая их часть тщательно шлифуется и покоится как бы на горизонтально положенной плитке, что снабжает силуэт камня своеобразным карнизом, оживляющим его дополнительной светотенью.
     На памятниках кладбища Верхней Мары можно проследить, как развивается и все более тонко орнаментируется брусковая форма надгробий. В боковые грани эффектно вписываются арочные закругления. Со временем эти композиции становятся все более сложными) декор - тонким и изысканным. Горизонтальная плитка исчезает. На угловых скосах граней от нее остаются лишь небольшие выточенные шарики, которые своей формой словно перекликаются с главным шаровидным навершием камня (рис. 88). Почти скульптурную объемность и выразительность этих надгробий обогащает тонкая орнаментальная разработка. Арочные плоскости боковых граней обрамляются сложными профилями рамок.
     Роговидные и S-образные формы, варьируемые в разных сочетаниях, составляют орнаментальную основу многих типов надгробий Верхней Мары. Хотя по своему внешнему облику, по характеру объемов они повторяют и подобные камни Карт-Джурта и Старой Джегуты.
     Совершенно самостоятельные приемы выработали камнерезы Верхней Мары для обработки боковых поверхностей. Именно здесь мы чаще всего встречаемся с излюбленными в ковроделии рогообразными мотивами, только снабженными полумесяцем ислама. Богатая ажурная резьба составляется из цепочки парных S-образных фигур, идущей вдоль центральной осевой линии. Мастера Верхней Мары прибегают к очень своеобразному декоративному приему, обогащая силуэт камня за счет врезанных в боковые уступы точеных столбиков. При внимательном рассмотрении обнаруживается заимствование этих фигур из токарной обработки дерева - ремесла, пользовавшегося у карачаевцев в конце XIX - начале XX века особой популярностью (89, с. 447). Хотя более старым прототипом этих форм могли быть и примитивные фигурные выступы Набоковых срезах, которые встречаются на архаичных па- мятниках Карт-Джурта. Токарные точеные фигуры из дерева при переводе их в камень могли просто подсказать новые декоративные решения, придавая камню более сложную светотеневую моделировку. Во многих случаях эти детали способны смягчать даже сухость орнаментальной композиции.
     Надгробие сельского старосты - один из самых примечательных памятников на кладбище Верхней Мары. Высокая, стройная стела (2 метра высоты и 70 сантиметров ширины) отличается особой целостностью построения декора. Ее силуэт характеризуется слегка выдающейся над плоскостью стелы тимпанной частью. Традиционный крупный спиральный рисунок составляется из двух зеркально повторенных и сложно переплетенных букв арабского алфавита - первых букв обращения к аллаху. Арабские письмена заполняют и медальоны, своими изгибами органично вписываясь в их фигурные контуры. Нижняя часть стелы решается более плоскостно, на ней помещены любопытные изображения - в определенном порядке вырезаны ордена и медали покойного. Спокойная гладь “постамента”, ритм указанных изображений своей строгой сдержанностью придают всей стеле необходимую устойчивость и даже своего рода внушительность. Резьба камня плоская, без всякой дополнительной проработки деталей. Исключение составляет только арабская затейливость басмалы, так называемого обращения к пророку, заглавные буквы которого здесь орнаментированы в тимпане, и тщательное воспроизведение военных орденов.
     На кладбище Верхней Мары встречаются и дагестанского типа надгробия, повторяющие их композиционную схему и многие элементы орнамента. Но, сохраняя внешнее сходство с прототипом, мастер огрубляет детали, приспосабливая их к местным художественным традициям. Так, вместо уступчато-узорного тимпана, характерного для дагестанских камней, мы видим в местных формах округлое навершие. А помещенный в контурах тимпана традиционный узор “мархарай” тоже упрощается, сводится к отдельным его главным элементам - центральному цветку, от которого вверх та вниз отходят тоже упрощенные округляющиеся стебли. Перекрещиваясь между собой, встречные ветви не заполняют целиком плоскость.
     Техника резьбы но камню, по сравнению с соседними памятниками, страдает некоторой вялостью проработки деталей. Особенно это просматривается в боковых бордюрах, составленных из разорванных цветочных мотивов. К чисто местным художественным традициям относятся изобразительные элементы этого камня - оружие, своеобразный ритм газырей, которым разбиваются средние плоскости камня. Помещенные на ней изображения ритуального характера: таз для омовения, кумган, намазлык, пара обуви, оружие и лошадь - заполняют камень без всякой композиционной или сюжетной связи. Они даны просто в порядке перечисления.