Краткий историко-географический обзор
Связанные
между собой общностью происхождения, балкарцы и
карачаевцы говорят на одном из тюркских
диалектов, близки по характеру культуры, по
устоявшимся формам бытового уклада. Разделение
между обоими родственными народами можно
провести скорее по географическим признакам, чем
по национально-культурным. Балкарцы живут с
восточной стороны Эльбруса, карачаевцы - в его
западных отрогах. Балкарцы занимают пять горных
ущелий - Черекское, Хуламо-Безенгийское,
Чегемское, Баксанское, а также верховья р. Малки.
Карачаевцы обжили верховья Кубани и ее притоков -
Теберды, Зеленчука. Горные хребты, разделяющие
территорию Балкарии и Карачая на относительно
изолированные друг от друга районы, до какой-то
степени локализовали и отдельные черты
национальной культуры.
Человек заселил горные ущелья
Балкарии и Карачая в глубокой древности. Уже
носители кобанской культуры, как
свидетельствуют археологические памятники,
имели в горных ущельях развитое скотоводство,
причем именно в тех формах, которые дошли до
современности. У них господствовало отгонное
скотоводство (65, с. 301-311), что в свою очередь
определяло сложение ремесел, связанных с
обработкой овечьей шерсти.
Начало железного века в жизни
древних кавказских племен относится еще к
доскифскому времени. В VI-IV веках до н. э. их
культура испытала весьма ощутимое влияние
культуры кочевников-скифов. В захоронениях того
времени, обнаруженных на территории Балкарии,
наряду с изделиями кобанской культуры,
попадаются и скифские предметы - бронзовые
наконечники стрел, железные мечи, наборы конской
сбруи, а также вещи, декорированные в скифском
“зверином стиле” (65, с. 355-356) и т. п.
Новый этап развития материальной
культуры, основанный на использовании такого
могущественного материала, как железо, создал
предпосылки для развития более совершенных
средств производства, повлиял на формирование
новых общественных отношений и возникновение
духовных ценностей непреходящего эстетического
значения.
Именно в это время зарождается
героический нартский эпос с его воспеванием
ремесел, связанных уже с обработкой железа, с
культом бога-кузнеца Дебета Златоликого. Правда,
такие и, очевидно, не менее древние ремесла,
которые возникали на базе обработки
скотоводческого сырья, как, например, ковроделие,
мало нашли отражения в балкарском и карачаевском
фольклоре. Это происходило, вероятно, потому, что
эти ремесла издревле находились в женских руках,
а в связи с распадом материнского рода: отходили
на задний план и на новом этапе общественного
развития не могли уже считаться важными и
почетными.
В этногенезе карачаевского и
балкарского народов, как известно, принимали
участие аланские племена, появившиеся в
Предкавказье в начале нашей эры. Расцветом
Алании в X-XII веках и связями ее с тогдашним
культурным миром - Византией, Русью, Грузией,
Арменией - объясняется проникновение на Северный
Кавказ христианства (67). На территории Карачая и
Балкарии от этих времен остались памятники
христианского зодчества - особенно много
обнаружено их на р. Зеленчук, в верховьях Кубани.
Некоторые из храмов сохранили следы фресковой
живописи, христианские кресты и греческие
надписи на камнях (69).
В период монгольского нашествия
племена алан и кочевавших по соседству с ними
половцев укрылись в безопасных горных ущельях,
где смешались с древнейшим местным населением (76,
с. 310). Тюркский язык стал господствующим,
сохранив ощутимые следы аланского (6). Кипчакские
племена привнесли в местную культуру широкую
струю своих традиций, сложившихся в
тюркоазиатской среде. Надо полагать, что
развитию ремесел, таких, как производство
узорных войлоков, способствовали условия жизни
древних овцеводов - степных предков балкарцев и
карачаевцев (109, с. 102). Элементы кипчакской
культуры в наиболее доказательной форме
обнаружены в Верхне-Чегемском погребении,
относимом историками к XIII-XIV векам (51, с. 205).
Найденная здесь женская одежда - кипчакская не
только по своему покрою, но и по типично
кочевническому материалу - войлоку, из которого
изготовлены отдельные ее детали. Подобный способ
украшения платья, характер его покроя во многом
сохраняются в одежде балкарских и карачаевских
женщин, вплоть до XX века. Связи с тюркскими
культурами подтверждаются и устным фольклором.
Ярко свидетельствует об этом сохранившийся у
карачаевцев и балкарцев культ небесного
божества Тейри, не известный соседним кавказским
народам (73, с. 109).
Этническое лицо балкарцев и
карачаевцев окончательно определилось уже после
монгольского нашествия в XIII-XIV вв. Ранние
письменные источники называют балкарцев именем
“Басиани” и указывают их местожительство в
Черекском ущелье. Так повествует надпись на
кресте XIV-XV веков в Цховатской церкви в Южной
Осетии (73, с. 78). Пять балкарских ущелий были
заселены балкарцами, как сложившейся
народностью, полностью уже в XVII веке. С этого
времени в источниках упоминаются и карачаевцы.
Вначале они жили в Баксанском ущелье, а позднее
перебрались в верховья Кубани. Баксанское ущелье
заняли выходцы из Безенгиевского ущелья (73, с.
83-84). Таким образом, с XVII века балкарцы и
карачаевцы располагаются в восточных и западных
отрогах Эльбруса, расселяясь в тех же ущельях,
где проживают и сейчас. Только Тебердинское
ущелье стали обживать в первой половине XIX века
выходцы из Баксана, оставшиеся в живых после
одной из эпидемий чумы. Да в годы Советской
власти многие горные аулы выселились в предгорья
в более благоприятные для жительства места.
Сложный исторический процесс
становления балкарского и карачаевского
народов, безусловно, не мог не найти отражения в
формах их материальной и духовной культуры. С
одной стороны, устойчиво сохраняются в них
древние кавказские элементы, ведущие свои корни
от кобанской культуры и находящие свои аналогии
у соседних народов. Но наглядно выражены и
преемственные связи со степными кочевническими
культурами, подтверждаемые не только
археологическими материалами, но и сходными
формами народного искусства тюркоязычных
народов Средней Азии и Казахстана.
Формирование национальной
культуры балкарцев и карачаевцев происходило в
условиях интенсивных и разносторонних контактов
с населением сопредельных районов Грузии,
Кабарды, Осетии. Позднее, приблизительно с XVIII-XIX
веков, возрастает значение такого крупного
художественно-ремесленного очага на Северном
Кавказе, как Дагестан. Влияние это
осуществлялось главным образом через посредство
мастеров-отходников.
Развитию многих видов народных
ремесел способствовали и брачные связи,
сближавшие отдельные фамилии соседних народов. В
этих случаях распространялись женские
рукоделия, входившие, как правило, в приданое
невесты - такие, как шитье золотом, плетение
галунов, изготовление одежды и ковроделие (108, с.
178).
Сложение балкаро-карачаевской
народности со своей собственной культурой и
особенностями жизненного уклада совпадает с
развитием феодальных отношений, при которых над
основной массой крестьян-скотоводов и пастухов
возвышались князья (таубии). Характер этих
отношений оставался во многих чертах почти
неизменным вплоть до Октябрьской революции.
Определенные условия для развития домашних
ремесел складывались в замкнутом цикле
Натурального хозяйства. Зависимость массы
угнетенного населения от феодальной верхушки
вуалировалась сложной системой
патриархально-родовых связей, обычаев и народных
обрядов. В духовной культуре балкарского и
карачаевского народов долго сохранялись многие
языческие верования, пробивавшиеся сквозь толщу
господствующей религии - мусульманства.
Богатая кавказская фауна
обеспечивала карачаевцам и балкарцам такой
дополнительный промысел, как охота. Это
сказалось, в свою очередь, на народных
мифологических представлениях, например, на
поклонении богу охоты Абсаты, а также почитании
некоторых священных животных.
Основой хозяйства в течение всего
долгого исторического пути, проделанного
карачаево-балкарским народом, продолжает
оставаться овцеводство, значение которого в
жизни народа даже нашло отражение в образе
золоторогого бога Аймуша - мифологического
покровителя пастухов.
В этих многогранных связях
материальных и духовных сторон общественной
жизни балкарского и карачаевского народов,
вероятно, и надо рассматривать их художественное
творчество. Особенно неотделимы от народного
быта его прикладные формы. Вещи крестьянского
обихода прежде всего рождались не из
эстетических запросов, а из практических
потребностей. Это тем более существенно в
условиях скотоводческого хозяйства. Но
изготавливая вещь для собственного
употребления, овладевая свойствами материала и
тайнами технологии, мастер на высоком уровне
умения снабжает эту вещь особыми эстетическими
качествами. Ставшее уже классическим положение,
что “человек формирует материю также и по
законам красоты” (1, с. 566), помогает определить
сущность этого явления. Несмотря на то, что в
изделиях карачаевских и балкарских умельцев
сравнительно редки собственно изобразительные
формы, сами вещи, их формы и украшения часто
оказывались опоэтизированным осмыслением
природы, жизненных явлений. Преображенные
творческой силой народного художника, лучшие
вещи крестьянского быта мы можем отнести к
высокому рангу искусства. Им присущи и
совершенство техники, и художественная выдумка
оформления. Через образ предмета, по определению
Н. В. Гоголя, мы начинаем понимать образ человека,
создавшего его, его мироощущение и
мировоззрение. Ведь побеждая сопротивление
материала, овладевая тайнами мастерства,
народный художник испытывает чувство торжества
над ними и радость созидания. Эти чувства,
подсознательно вкладываемые мастером в
произведение искусства, всегда ощущаются через
жизнерадостное начало многих вещей, их
праздничную приподнятость.
Поэтические грани прикладного
искусства, народного в особенности, наиболее
доходчиво воспринимаются в ансамбле жилого
комплекса. Привычная обстановка
функционирования предмета в естественной среде
придает ему задушевность, выявляет его образную
выразительность. Жилищная среда подчеркивает
человеческий смысл бытовых вещей. Наверное,
потому оборонительные башни Балкарии и Карачая,
так же как и надгробные памятники на этой
территории, должны рассматриваться как в
непосредственной связи с окружающей природой
Кавказа, так и в соотношении с жилищем человека.
Ведь именно в умении народного строителя
подчинить природные и материальные возможности
конструктивно-художественным задачам и
вырабатывался выразительный образ балкарского и
карачаевского дома. Его массивные конструкции -
огромные сосновые балки перекрытий и
столбы-опоры сделаны из вековых сосен без
применения пилы, сложенные из монолитных камней
скамьи и крепкие, из толстых плит, полки для
различной посуды - все было сработано прочно, с
завидной долговечностью, как бы под стать
образам могучих богатырей нартского эпоса.
Веками создавался этот суровый и
выразительный образ жилища, где все
изготовлялось из материала, предоставленного
мастеру природой, и определялось патриархальным
образом жизни большой семьи - открытый очаг в
центре, “тёр” - почетное место главы рода,
сложенные стопкой и закрытые узорными коврами
постели, домашняя утварь, сделанная руками самих
хозяев. Все было отмечено простотой и
целесообразностью, дышало своеобразной
художественной силой.
Из народных ремесел Карачая и
Балкарии лишь немногие обособились в
самостоятельную отрасль хозяйства. Промыслом в
его зачаточном состоянии можно определить в
основном занятия оружейным, кузнечным и
камнерезным делом. Но в условиях жестокой
конкуренции с крупнейшими дагестанскими
художественными центрами эти местные
производства к XIX веку находились в стадии
полного угасания. Более жизнестойким оказалось
камнерезное искусство. Поддерживаемое традицией
мусульманского культа, оно развивалось на
местной основе, хотя и не без влияния
камнерезного искусства Дагестана.
Некоторыми чертами самобытности
отличались изделия местных кузнецов. Особенно
много выдумки вкладывалось в формы светильников.
Но с развитием торговых отношений самодельные
“чырахтаны” были вытеснены керосиновыми
лампами.
Другие ремесла, вызванные к жизни
чисто бытовыми потребностями, как, например,
изготовление деревянной посуды, были налажены в
собственном хозяйстве.
Жизненными функциями обладают и
формы народной одежды, которые несли) пожалуй, и
наибольшую эстетическую нагрузку, особенно в
праздничном ансамбле. Связанные с народными
понятиями красоты, многие украшения его и теперь
хранят в себе заряд большой художественной силы.
Важную роль в бытовом укладе
карачаевцев и балкарцев играли войлочные ковры -
кийизы. Как необходимый компонент многих обрядов
и народных обычаев, они отвечали вместе с том и
эстетическим потребностям. В сумрачном
интерьере горской сакли они становились как бы
ее художественным акцентом. Кийизы вывешивались
на самое видное место на стене, ими покрывалось
самое почетное сиденье, где хозяин дома принимал
гостей. В особом углу, богато декорированном
кошмами, в своем свадебном наряде принимала
поздравления невеста. А поскольку в доме ковры
появлялись главным образом вместе с ее приданым,
то они представляли собой как бы и символ ее рода.
Именно поэтому придавалось столь важное
значение красоте этих изделий и выполнялись они
с такой выдумкой и тщательностью.
Кошмы, связанные со свадебным
обрядом, отличаются повышенной красочностью,
жизнерадостностью. Специальные кошмы
изготовлялись для погребального обряда. На них
покойника отправляли в последний путь. Понятно,
что в этом случае подбиралась сдержанная гамма
цветов, более строгие формы орнамента.
Многообразие применения войлочных ковров в быту,
их различное ритуальное значение способствовали
выработке и многообразию их орнаментальных форм,
красочной палитры.